Скачать 1.02 Mb.
|
Леонид Николаевич Андреев Жизнь Человека Пьесы – Сканирование и правка: Алексей Соколов, sokolov_av@pochtamt.ru www.lib.ru Аннотация Впервые пьеса была поставлена в Драматическом театре В. Комиссаржевской (Петербург) 22 февраля 1907 г. Режиссер – В.Э. Мейерхольд. 12 декабря 1907 г. состоялась премьера в МХТ. Постановка К.С. Станиславского и Л.А. Сулержицкого. Леонид Андреев Жизнь Человека Пролог Некто в сером , именуемый Он , говорит о жизни Человека. Подобие большой, правильно четырехугольной, совершенно пустой комнаты, не имеющей ни двери, ни окон. Все в ней серое, дымчатое, одноцветное: серые стены, серый потолок, серый пол. Из невидимого источника льется ровный, слабый свет – и он так же сер, однообразен, одноцветен, призрачен и не дает ни теней, ни светлых бликов. Неслышно отделяется от стены прильнувший к ней Некто в сером. На Нем широкий, бесформенный серый балахон, смутно обрисовывающий контуры большою тела; на голове Его такое же серое покрывало, густою тенью кроющее верхнюю часть лица. Глаз Его не видно. То, что видимо: скулы, нос, крутой подбородок, – крупно и тяжело, точно высечено из серого камня. Губы Его твердо сжаты. Слегка подняв голову, Он начинает говорить твердым, холодным голосом, лишенным волнения и страсти, как наемный чтец, с суровым безразличием читающий Книгу Судеб. – Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом. Доселе небывший, таинственно схороненный в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем, – он таинственно нарушит затворы небытия и криком возвестит о начале своей короткой жизни. В ночи небытия вспыхнет светильник, зажженный неведомой рукою, – это жизнь Человека. Смотрите на пламень его – это жизнь Человека. Родившись, он примет образ и имя человека и во всем станет подобен другим людям, уже живущим на земле. И их жестокая судьба станет его судьбою, и его жестокая судьба станет судьбою всех людей. Неудержимо влекомый временем, он непреложно пройдет все ступени человеческой жизни, от низу к верху, от верху к низу. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его; ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час – минута. И в слепом неведении своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он покорно совершит круг железного предначертания. Вот он – счастливый юноша. Смотрите, как ярко пылает свеча! Ледяной ветер безграничных пространств бессильно кружится и рыскает, колебля пламя, – светло и ярко горит свеча. Но убывает воск, съедаемый огнем. Но убывает воск. Вот он – счастливый муж и отец. Но посмотрите, как тускло и странно мерцает свеча: точно морщится желтеющее пламя, точно от холода дрожит и прячется оно. Ибо тает воск, съедаемый огнем. Ибо тает воск. Вот он – старик, больной и слабый. Уже кончились ступени жизни, и черный провал на месте их, – но все еще тянется вперед дрожащая нога. Пригибаясь к земле, бессильно стелется синеющее пламя, дрожит и падает, дрожит и падает – и гаснет тихо. Так умрет Человек. Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем. И Я, тот, кого все называют Он, останусь верным спутником Человека во все дни его жизни, на всех путях его. Не видимый Человеком и близкими его, Я буду неизменно подле, когда он бодрствует и спит, когда он молится и проклинает. В часы радости, когда высоко воспарит его свободный и смелый дух, в часы уныния и тоски, когда смертным томлением омрачится душа и кровь застынет в сердце, в часы побед и поражений, в часы великой борьбы с непреложным – Я буду с ним. Я буду с ним. И вы, пришедшие сюда для забавы, вы, обреченные смерти, смотрите и слушайте: вот далеким и призрачным эхом пройдем перед вами, с ее скорбями и радостями, быстротечная жизнь Человека. Некто в сером умолкает. И в молчании гаснет свет, и мрак объемлет Его и серую пустую комнату. ^ Картина первая Рождение человека и муки матери Глубокая тьма, в которой все неподвижно. Как кучка серых притаившихся мышей, смутно намечаются серые силуэты Старух в странных покрывалах и очертания большой высокой комнаты. Тихими голосами, пересмеиваясь, Старухи ведут беседу. Разговор старух – Хотелось бы мне знать, что родится у нашей приятельницы: сын или дочь? – А разве вам не все равно? – Я люблю мальчиков. – А я люблю девочек. Они всегда сидят дома и ждут, когда к ним приходишь. – А вы любите ходить в гости? Старухи тихо смеются. – Он знает. – Он знает. Молчание. – Приятельнице нашей хотелось бы иметь девочку. Она говорит, что мальчики слишком буйны нравом, предприимчивы и ищут опасности. Когда они еще маленькие, они любят лазить по высоким деревьям и купаться в глубокой воде. И часто падают и часто тонут. А когда становятся они мужчинами, они устраивают войны и убивают друг друга. – Она думает, что девочки не тонут. А я много-таки видела утонувших девочек, и были они, как все утопленники: мокрые и зеленые. – Она думает, что девочек не убивают камни! – Бедная, ей так тяжело рожать. Вот уже шестнадцать часов сидим мы здесь, а она все кричит. Сперва она кричала звонко, так что больно было ушам от ее крика, потом тише, а теперь только хрипит и стонет. – Доктор говорит, что она умрет. – Нет, доктор говорит, что ребенок будет мертвый, а она сама останется жива. – Зачем они рожают? Это так больно. – А зачем они умирают? Это еще больнее. Старухи тихо смеются. – Да. Рожают и умирают. – И вновь рожают. Смеются. Слышен тихий крик страдающей женщины. – Опять началось. – У нее снова появился голос. Это хорошо. – Это хорошо. – Бедный муж: он так растерялся, что на него смешно смотреть. Прежде он радовался беременности жены и говорил, что хочет мальчика. Он думает, что сын его будет министром или генералом. Теперь он ничего не хочет, ни мальчика, ни девочки, и только мечется и плачет. – Когда у нее начинаются схватки, он тужится сам и краснеет. – Его послали в аптеку за лекарством, а он два часа ездил мимо аптеки и не мог вспомнить, что ему надо. Так и вернулся. Старухи тихо смеются. Крик становится сильнее и замирает. Тишина. – Что с нею? Быть может, она уже умерла? – Нет. Тогда бы мы услышали плач. Тогда вбежал бы сюда доктор и стал бы говорить пустяки. Тогда бы внесли сюда ее мужа, потерявшего чувство, и нам пришлось бы поработать. Нет, она не умерла. – Тогда зачем же мы здесь сидим? – Спросите у Него. Разве мы знаем? – Он не скажет. – Он не скажет. Он ничего не говорит. – Он помыкает нами. Он поднимает нас с постелей и заставляет сторожить, а потом оказывается, что и приходить не надо было. – Мы сами пришли. Разве мы не сами пришли? Нужно быть справедливыми. Вот она снова кричит. Разве вам мало этого? – А вы довольны? – Я молчу. Я молчу и жду. – Какая вы добрая! Смеются. Крики становятся сильнее. – Как она кричит! Как ей больно! – Вы знаете эту боль? Точно разрываются внутренности. – Мы все рожали. – Как будто это не она. Я не узнаю голоса нашей приятельницы. Он такой мягкий и нежный. – А это скорее похоже на вой зверя. Чувствуется ночь в этом крике. – Чувствуется бесконечный темный лес, и безнадежность, и страх. – Чувствуется одиночество и тоска. Разве возле нее нет никого? Почему нет других голосов, кроме этого дикого вопля? – Они говорят, но их не слышно. Вы замечали, как одинок всегда крик человека: все говорят, и их не слышно, а кричит один, и кажется, что все другое молчит и слушает. – Я слышала раз, как кричал человек, которому смяло экипажем ногу. Улица была полна народу, а казалось, что он только один и есть. – Но это страшнее. – Громче, скажите. – Протяжнее, пожалуй. – Нет, страшнее. Здесь чувствуется смерть. – И там чувствовалась смерть. Он и умер. – Не спорьте! Разве вам не все равно? Молчание. Крик. – Как странно кричит человек' Когда самой больно и кричишь, ты не замечаешь, как это странно – как это странно. – Я не могу представить себе рта, который издает эти звуки. Неужели это рот женщины? Я не могу представить. – Но чувствуется, что он перекосился. – В какой-то глубине зарождается звук. Теперь это похоже на крик утопающего. Слушайте, она захлебывается! – Кто-то тяжелый сел ей на грудь! – Кто-то душит ее! Крики смолкают. – Наконец-то умолкла. Это надоедает. Крик так однообразен и некрасив. – А вы и тут хотели бы красоты, не правда ли? Старухи тихо смеются. – Тише! Он здесь? – Не знаю. – Кажется, здесь. – Он не любит смеха. – Говорят, что Он смеется сам. – Кто это видел? Вы передаете просто слухи: о Нем так много лгут. – Он слышит нас. Будем серьезны! Тихо смеются. – А все-таки я очень хотела бы знать, будет ли мальчик или девочка? – Правда, интересно знать, с кем будешь иметь дело. – Я бы желала, чтобы оно умерло, не родившись. – Какая вы добрая! – Не добрее, чем вы. – А я бы желала, чтобы оно было генералом. Смеются. – Вы уж слишком смешливы! Мне это не нравится. – А мне не нравится, что вы так мрачны. – Не спорьте! Не спорьте! Мы все и смешливы и мрачны. Пусть каждая будет, как она хочет. Молчание. – Когда они родятся, они очень смешные. Смешные детеныши. – Самодовольные. – И очень требовательные. Я не люблю их. Они сразу начинают кричать и требовать, как будто для них все уже должно быть готово. Еще не смотрят, а уже знают, что есть грудь и молоко, и требуют их. Потом требуют, чтобы их уложили спать. Потом требуют, чтобы их качали и тихонько шлепали по красной спинке. Я больше люблю их, когда они умирают, тогда они менее требовательны. Протянется сам и не просит, чтобы его укачивали. – Нет, они очень смешные. Я люблю обмывать их, когда они родятся. – Я люблю обмывать их, когда они умерли. – Не спорьте! Не спорьте! Всякой будет свое: одна обмоет, когда родится, другая – когда умрет. – Но почему они думают, что имеют право требовать, как только родятся? Мне не нравится это. – Они не думают. Это желудок требует. – Они всегда требуют! – Но ведь им никогда и не дают. Старухи тихо смеются. Крики за стеной возобновляются. – Опять кричит. – Животные рожают легче. – И легче умирают. И легче живут. У меня есть кошка: если бы видели, какая она толстая и счастливая. – А у меня собака. Я ей каждый день говорю: ты умрешь! – а она осклабляет зубы и весело вертит хвостом. – Но ведь они – животные. – А это – люди. Смеются. – Либо она умирает, либо родит. Чувствуются последние силы в этом вопле. Вытаращенные глаза… – Холодный пот на лбу… Слушают. – Она родит! – Нет, она умирает. Крики обрываются. – Я вам говорю… ^ (говорит звучно и властно). Тише! Человек родился. Почти одновременно с Его словами приносится крик ребенка, и вспыхивает свеча в Его руке. Высокая, она горит неуверенно и слабо, но постепенно огонь становится сильнее. Тот угол, в котором неподвижно стоит Некто в сером , всегда темнее других, и желтое пламя свечи озаряет его крутой подбородок, твердо сжатые губы и крупные костистые щеки. Верхняя часть лица скрыта покрывалом. Ростом Он несколько выше обычного человеческого роста. Свеча длинная, толстая, вправлена в подсвечник старинной работы. На зелени бронзы выделяется Его рука, серая, твердая, с тонкими длинными пальцами. Медленно светлеет, и из мрака выступают фигуры пяти сгорбленных Старух в странных покрывалах и комната. Она высокая, правильно четырехугольная, с гладкими одноцветными стенами. Впереди и направо по два высоких восьмистекольных окна, без занавесок; в стекла смотрит ночь. У стен стоят стулья с высокими прямыми спинками. Старухи (торопливо). Слышите, как забегали! Идут сюда. – Как светло! Мы уходим. – Смотрите, свеча высока и светла. – Мы уходим! Мы уходим! Скорее! – Но мы придем! Но мы придем! Тихо смеются и в полумраке странными, зигзагообразными движениями ускользают, пересмеиваясь. С их уходом свет усиливается, но в общем остается тусклым, безжизненным, холодным; тот угол, в котором недвижимо стоит Некто в сером с горящей свечой, темнее других. Входит ^ в белом больничном балахоне и Отец Человека . Лицо последнего выражает глубокое утомление и радость. Под глазами синие круги, щеки впали, волосы в беспорядке. Одет очень небрежно. У Доктора очень ученый вид. Доктор . До последней минуты я не знал, останется ли в живых ваша жена или нет. Я употребил все искусство и знание, но наше искусство значит так мало, если не приходит на помощь сама природа. И я очень волновался, у меня и сейчас так бьется пульс. Уже стольким детям я помог явиться на свет, но и до сих пор я не могу отделаться от волнения. Но вы не слушаете меня, сударь. ^ . Я слушаю, но ничего не слышу. До сих пор у меня стоит в ушах ее крик, и я плохо понимаю. Бедная, как она страдала! Безумный, глупый, я так хотел иметь детей, но теперь я отказываюсь от этого преступного желания. ^ . Вы еще позовете меня, когда родится у вас следующий. Отец . Нет, никогда. Мне стыдно сказать, но я сейчас ненавижу ребенка, из-за которого она столько страдала. Я даже не видал его, какой он? ^ . Он хорошо упитанный, крепкий мальчик и, если не ошибаюсь, похож на вас. Отец . Похож на меня? Как я счастлив! Теперь я начинаю любить его. Мне всегда хотелось, чтобы у меня родился мальчик и был похож на меня. Вы видели: у него такой нос, как мой, не правда ли? ^ . Да, нос и глаза. Отец . И глаза? Это так хорошо! Я вам заплачу больше, чем назначил. Доктор . Вы должны мне заплатить особо за щипцы, которые я накладывал. Отец (обращаясь к тому углу, где неподвижно стоит Он). Боже! Благодарю тебя за то, что ты исполнил мое желание и дал мне сына, похожего на меня. Благодарю тебя за то, что не умерла моя жена и жив ребенок. И прошу тебя: сделай так, чтобы он вырос большим, здоровым и крепким, чтобы он был умным и честным и чтобы никогда не огорчал нас: меня и его мать. Если ты сделаешь так, я всегда буду верить в тебя и ходить в церковь. Теперь я очень люблю моего сына. Входят родственники. Их шестеро. Необыкновенно толстая ^ с отвисшим подбородком и маленькими надменными глазками, чрезвычайно важная и гордая. Пожилой господин , ее муж, очень длинный и необыкновенно худой, так что платье висит на нем. Козлиная острая бородка, длинные, до плеч, гладкие, точно намоченные, волосы и очки; смотрит испуганно и в то же время поучительно; в руке держит шляпу – низкий черный цилиндр. Молоденькая девушка , их дочь, с наивно вздернутым носиком, мигающими глазами и открытым ртом. Худая дама , имеющая крайне угнетенный и кислый вид; в руках держит носовой платок и часто вытирает им рот. Двое юношей совершенно торжественных; необыкновенно высокие воротнички, вытягивающие шею, прилизанные волосы, выражение недоумения и растерянности. Все указываемые свойства в каждом из обладателей их достигают крайнего развития. ^ . Позволь, дорогой брат, поздравить тебя с рождением сына. (Целует его.) Пожилой господин . Позволь, дорогой родственник, сердечно поздравить тебя с рождением столь долго ожидаемого сына. (Целует.) Остальные . Позвольте нам, дорогой родственник, поздравить вас с рождением сына. (Целуют.) Доктор уходит. Отец (очень растроганный). Благодарю вас! Благодарю вас! Все вы очень хорошие, очень добрые и милые люди, и я очень люблю вас. Прежде я сомневался и думал, что ты, дорогая сестра, несколько занята собой и своими достоинствами, а вы, милый зять, несколько педантичны. И про остальных я думал, что они холодны ко мне и ходят только обедать, но теперь я вижу, что ошибался. Я очень счастлив: у меня родился сын, похожий на меня, и кроме того, я сразу вижу столько хороших, любящих меня людей. Целуются. ^ . Как вы назовете сына, дорогой дядя? Мне бы очень хотелось, чтобы это было красивое, поэтическое имя. Так много зависит от того, как зовут человека. ^ . Я бы желала, чтобы это было простое и солидное имя. Люди с красивыми именами всегда очень легкомысленны и редко успевают в жизни. ^ . Мне кажется, что вам, дорогой шурин, следовало бы наречь сына по имени какого-нибудь из старших родственников. Это продолжает и укрепляет род. Отец . Да, мы с женой уже думали об этом, но не могли решить. Вообще с рождением ребенка приходит столько новых мыслей и забот! ^ . Это наполняет жизнь. Пожилой господин . Это ставит прекрасную цель для жизни. Воспитывая ребенка, устраняя от него те ошибки, жертвой которых мы были, укрепляя его ум нашим собственным богатым опытом, мы таким образом создаем лучшего человека и медленно, но верно движемся к конечной цели существования – к совершенству. Отец . Вы совершенно правы, уважаемый зять. Когда я был маленьким, я очень любил мучить животных, и это развивало во мне жестокость. Моему сыну я не позволю мучить животных. Уже будучи взрослым, я часто ошибался в дружбе и любви: избирал недостойных друзей и вероломных женщин. Моему сыну я объясню… ^ (входит и громко говорит). Сударь, вашей жене очень плохо. Она хочет видеть вас. Отец . Ах, боже мой! (Уходит вместе с доктором.) Родственники садятся полукругом и некоторое время торжественно молчат. В углу, обратив к ним каменное лицо свое, неподвижно стоит Некто в сером . |
![]() | В доме присяжного поверенного Федора Ивановича Костомарова. Вечер под Новый год. Гости | ![]() | «Леонид Андреев. Собрание сочинений в шести томах»: Художественная литература; Москва; 1996 |
![]() | И клумбы в этом саду были взрыты и истоптаны грубыми ногами, и на сломанных стеблях тихо умирали в тумане запоздалые болезненно-яркие... | ![]() | Тот адвокат, который на днях доказывал вред секты поморов, разрешенной правительством, несомненно, не мог бы этого сделать так хорошо,... |
![]() | Не насладился он вволю ни солнечным блеском, ни теплом, не надышался он всласть мягким воздухом весны и лета; не успел еще убраться... | ![]() | Т. Карлейля; под скулами темнеют впадины. Обычное одеяние — свободно сидящий, широкий сюртук, отложной, не закрывающий шеи, крахмальный... |
![]() | Когда года два или три назад я впервые заговорил с некоторыми из писателей о громадном и еще неосознанном значении кинематографа,... | ![]() | И люди, как собаки, смотрели друг на друга злыми и испуганными глазами и громко говорили о поджогах и таинственных поджигателях.... |
![]() | Три тысячи рублей в год, которые он с таким трудом выколачивает, плывут между пальцами. Жизнь все дорожает, дети требуют на себя... | ![]() | В этой же стене, над двумя каменными ступеньками, большая, наглухо забитая дверь, окрашенная белой меловой краской. В правой стене,... |