Скачать 10.63 Mb.
|
психологии, то не покажется удивительным, что Шведер (Shweder, 1990), пылкий защитник культурной психологии, как бурно реагирует навею эту затею с кросс-культурной психологией. Даже стиль, которым пользуются Кимбл (Kimble, 1984,1989) и специалисты по кросс-культурной психологии при описании различий между этими двумя существующими в психологии культурами, с одной стороны, и различий между культурной и кросс-культурной психологией — с другой, один и тот же. Говоря о перспективах дивергенции в общей психологии, Кимбл (Kimble, 1989) пишет: Есть группа психологов, которая рассматривает эту сферу с точки зрения научных ценностей и принимает концепции объективизма, элементаризма и правомерности всеобщих законов. Группа, которая придерживается противоположных взглядов, рассматривает психологию с точки зрения гуманистических ценностей и принимает концепции интуитивизма, холизма и идиографического применения законов (р. 491). Пуртинга и Панди в очень похожих выражениях описывают полемику между культурной и кросс-культурной психологией: Культурная психология имеет холистический и идиографический характер, подчеркивая первоочередную необходимость создания свойственных культуре уникальных молелен поведения, поддающихся научному анализу и изучению применительно к различным формам феноменологии в методологии. Подход кросс-культурной психологии более молекулярен и сориентирован на изучение всеобщих законов. Своей основной задачей приверженцы данного подхода считают необходимость применения существующих психологических теорий к бихевиоральным феноменам, обнаруженным в других культурах (Poortinga & Pandy, 1997, p. XXII-XIV). Здесь мы можем вполне резонно задать вопрос: почему кросс-культурная психология не может принять установки традиционной психологии? В конце концов, многие видные специалисты по кросс-культурной психологии недвусмысленно выступают именно за такой подход (см., например, президентское выступление Пуртинга перед Международной ассоциацией кросс-культурной психологии в 1990 году). Одной из проблем здесь, разумеется, является то, что в этом случае культура вынужденно будет рассматриваться в очень узком смысле. Культура в известной степени воспринимается как разновидность ментального конструкта — а большинство психологов склоняется именно к такому ее видению, — и тогда с нею весьма удобно (если не единственно возможно) обращаться как с промежуточной переменной (что верно предполагает Кимбл в своем анализе 1989 года). Это неизбежно ограничивает нас в осмыслении концепции культуры. Неудивительно, что в значительной части кросс-культурных теорий, которые рассматривают Лоннер и Адамопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997), культурой оперируют в качестве модератора или временами как опосредующей переменной — иначе говоря, как промежуточной переменной. В то время как большинство психологов такой взгляд на культуру вполне устраивает, кросс-культурная психология как особая дисциплина, не вступает с ним в открытую конфронтацию. Мы должны также заметить, что на такого подхода вытекает еще одна проблема, которая не обозначена прямо, однако достаточно явно просматривается в анализе Кимбла (Kimble, 1989). Она состоит в том, что зачастую достаточно сложно относиться к промежуточным переменным как к причинам или объясняющим факторам. По мнению Лоннера и Адамопулоса, это приводит к снижению значимости статуса культуры, вследствие чего становится куда проще пренебрегать ею при разработке теорий. Именно в связи с этим культурная психология и, более широко, релятивистский подход, занимают прочное положение. Они справедливо указывают на то, что культуре чаще всего отводится второстепенная роль при построении теорий, поскольку несмотря ни на что конечная цель исследований по кросс-культурной психологии — выявление универсалий и установление значимого для нее факта психического единства. Таким образом, традиционная кросс-культурная теория обвиняется или описывается как а) всего лишь одно из направлений в рамках господствующей, логико-эмпирической психологии (Shweder, 1990) и б) как разделяющая в концептуальном отношении культуру и мир психологии. Миллер (Miller, 1997) кратко подытоживает суть этих двух подходов: Доминирующая в рамках кросс-культурной психологии установка: рассматривать культуру и психологию как два взаимосоставляющих феномена, взаимно дополняющих друг друга и являющихся неотъемлемой частью друг друга. Такой взгляд предполагает, что культуру и поведение индивида нельзя рассматривать в отрыве друг от друга, хотя одно и не сводится к другому. Такая установка противоречит тенденции, присутствовавшей в особенности в ранних работах по кросс-культурной психологии, рассматривать культуру и психологию как два обособленных феномена, понимая культуру как независимую переменную, которая влияет на зависимую переменную поведения индивида (р. 88). Эта фундаментальная ориентация культурной психологии, подкрепленная позицией, которую отстаивают социальные конструкционисты (например, Gergen, 1985, Misra & Gergen, 1993), создает мощный «релятивистский» альянс, заставляющий усомниться в том, что психология и культура — сфера компетенции исключительно кросс-культурной психологии. В свою очередь, некоторые специалисты по кросс-культурной психологии испытывают ощутимый дискомфорт, когда высказывается мнение о том, что культуру и психологию следует трактовать в качестве двух взаимосоставляющих феноменов. Как цель такая идея кажется непревзойденной, но воплотить ее в жизнь в каком-либо конкретном исследовательском контексте достаточно сложно. Мы просто еще не достигли ни теоретического, ни методологического уровня — на сей раз речь идет о традициях классической науки — достаточного, чтобы довести до конца сведение в единое целое таких феноменов или чтобы точно описать, каким образом данные категории феноменов взаимно конституируют друг друга. Поэтому нет ничего удивительного в том, что иногда теоретики культуры (например Schweder, 1996) пытались убедить нас в ценности количественных методологий и в наличии фундаментальных онтологических различий между количественными и качественными методами. В соответствии с его критикой, две названные традиции расходятся среди прочего по вопросам о возможности постижения действительности и о том, могут ли смыслы быть объектом научного истолкования. Развивая эту мысль, можно доказать, что, поскольку изучение культуры неизбежно — по крайней мере, для психологии — является изучением ассоциируемых идей, его невозможно довести до конца, используя лишь традиционные эмпирические/количественные методы. Следовательно, идея о том, что психологические структуры и законы, порожденные номотетической наукой, с одной стороны, и смыслы, представляемые культурой, с другой стороны, могут изучаться одновременно и в едином контексте, как феномены, взаимно составляющие друг друга, — является, мягко говоря, несбыточной мечтой. Трудность обращения с культурой и психологией в качестве составляющих феноменов можно проиллюстрировать более наглядно в контексте конкретных исследований. Миллер (Miller, 1997) полагает, например, что работа Маркуса и Китаяма (Markus & Kitayama, 1991) о культуре и Я-конструировании3 (self-con-stmaiy использует компаративный подход, находясь при этом в согласии с культурной психологией. Однако, как указывают Лоннер и Адамопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997), несомненно, что Маркус и Китаяма, хотя и не говоря об этом прямо, применяют подход переменной-модератора к изучению культуры и Я. Иначе говоря, они склоняются к обращению с культурой как с опосредующей переменной, что полностью соответствует традиционной кросс-культурной идее. Например, они утверждают, что независимые и взаимозависимые Я-схемы — которые представляют собой «продукт» культуры (продукт — их слово) — оказывают влияние на большую часть психологических функций. Это традиционное для психологии построение теории, но проблема состоит совсем не в этом. Непонятно, каким именно образом культура и психология в этом случае рассматриваются как составляющие феномены. Маркус и Китайама, судя по всему, различают предпосылки и следствия, безоговорочно относя культуру к предпосылкам. Я-система не определена с точки зрения культуры, и культура не является неотъемлемой частью Я-схемы (см. Marcus & Kitayama, 1991, примечание 3, касающееся множества прочих факторов, которые определяют структуру Я-схемы). Трудно понять, как культура и психология могут считаться взаимно составляющими феноменами, если столь существенная роль, которую должна играть культура в определении важного психологического феномена, отсутствует (дополнительный, хотя не идентичный анализ предположений, сделанных в этой работе, см. Matsumoto, 1999). Подводя итог сказанному, можно отметить, что дискомфорт традиционалистов в кросс-культурной психологии, вызванный позицией культурных психологов, понятен и оправдан. Обе стороны приводят важные доводы, но ни одна из позиций не устоит перед серьезной критикой. В действительности все решают личные предпочтения и философская ориентация. Важно не забывать и то, что, в конечном счете, оба направления в различных модификациях могут значительно обогатить психологию, по меньшей мере, в инкрементном, если не в холистическом смысле. В идеологическом аспекте вряд ли придет конец этому интеллектуальному конфликту, поскольку не похоже, чтобы стороны могли найти решение или хотя бы прийти к жизнеспособному компромиссу относительно концептуальных и методологических дилемм, стоящих перед ними. Кроме того, стили, которыми пользуется каждая из сторон для описания и идентификации предмета обсуждения, часто не сопоставимы между собой. Однако в то время как идеологические разногласия вот-вот разорвут дисциплину на части, очевидны изменения в позиции многих исследователей, работающих в данной сфере. Недавние заявления Триандиса (Triandis, 1997) свидетельствуют о менее категоричной позиции и поиске компромисса. Миллер в своей работе (Miller, 1994) — предпринимает сознательные попытки преодолеть границу между культурной и кросс-культурной психологией. Возможно, прежде всего, именно на такой сдвиг в отношении указывает и ощутимое изменение прежнего тона риторики Шведера (Schweder, 1990). Например, одна из его недавних публикаций совместно с другими авторами (Schweder, Much, Mahapatra & Park, 1997) называется «"Большая тройка" основ морали (автономия, общность, Бог) и "большая тройка" объяснений страдания». В ней авторы пытаются наметить схему объединения всех основных этических систем, существующих в мире. Эту схему можно интерпретировать и как аллюзию системы личностных универсалий, столь популярную сейчас в психологии личности (например, MdCrae & Costa, 1997; MdCrae, Costa, del Pilar, Rolland & Parker, 1998), что служит несомненным показателем изменения позиции. Даже Герген, который не выходит за пределы социального конструкционизма, время от времени демонстрирует относительно мирное отношение к кросс-культурной психологии, признавая отдельные достижения (например Misra & Gergen, 1993). Но если дело действительно обстоит именно так и ощутимое изменение в отношении друг к другу имеет место с обеих сторон, было бы поучительно выяснить причины таких перемен. Как было сказано выше, мы не видим теоретического или методологического сдвига или открытия такого уровня, который мог бы вызвать такое потепление в отношениях. Скорее, эта перемена произошла благодаря осознанию обеих сторон, что и та и другая система взглядов сопряжена с важными и в настоящее время непреодолимыми проблемами. Такое осознание заставило большую часть теоретиков стать скромнее и сговорчивее по отношению к ориентациям иного толка — так сказать, слегка умерить свой этноцентризм. Основные трудности, с которыми сталкивается каждый из подходов Культурная психология и конструктивистские подходы в целом обнаруживают, по меньшей мере, три основных проблемных момента. 1. Отсутствие последовательной и обладающей возможностями широкого применения методологии. Культурная психология занимала скорее двойственную позицию в отношении соответствующей методологии — от количественных до этнографических методик — поскольку, как было показано, она неизбежно имеет дело с разносторонним осмыслением культуры и с допускающей неоднозначное толкование концепцией взаимоотношений культуры и психологии. Таким образом, исследователи, имеющие психологическую подготовку, опираются, прежде всего, на количественные методики, в то время как многие ученые — представители иных общественных наук — придерживаются методов качественного характера. Вероятно, пригодиться могут и те и другие, и, без сомнения, и у тех и у других есть свои сильные стороны, — однако при отсутствии собственной прочной методологической платформы трудно доказать свою правоту в противовес конкурирующему направлению. ^ Релятивизм подвергся пересмотру. Релятивизм, который содержится как в культурной психологии, так и в социальном конструктивизме, весьма затрудняет формирование языка для описания субъективно определяемых объектов или состояний в любом теоретическом контексте. Кроме того, это существенно для разработки любой теории, которая выходит за пределы самых умеренных ограничений, определяемых культурой. Недавние заявления, прозвучавшие в культурной психологии (Shweder, 1986) и в этнокультурной психологии (Sinha, 1997), определенно дают понять желательность таких теорий (то есть теорий, обладающих возможностью кросс-культурного применения). Вопрос в том, как создать и проверить такие теории в условиях релятивистских ограничений. ^ Разумное истолкование социального мира. Социальному конструктивизму с его приверженностью к описанию психологических феноменов как социальных построений, естественно, придется столкнуться с еще одним комплексом весьма сложных проблем, многие из которых признаны в последнее время даже его сторонниками (например Burr, 1995). В упрощенном виде можно сформулировать основную проблему следующим образом: если все социальные и психологические феномены — включая психологические теории — следует рассматривать только как социальные построения, то должен существовать разум, который создает их. Поиски этого разума (основная цель классического психологического исследования) в основе своей разумная, хотя и весьма трудно выполнимая задача. Данная фундаментальная проблема имеет, разумеется, множество общеизвестных следствий для социального конструктивизма, включая проблему оценки результата разрушения социальных связей, общественного поведения и т. п., перед лицом разнообразных и в равной степени вероятных возможностей действительности. Что касается кросс-культурной психологии, здесь также присутствует множество концептуальных трудностей. Поскольку некоторые из них подробно обсуждались выше, а семь ее слабых мест были определенные Бошем (Boesch, 1996), ниже коротко упоминаются лишь две важные позиции. ^ Опасность недостаточной концептуальной гибкости. Устойчивая приверженность специалистов по кросс-культурной психологии к логико-эмпирическому подходу означала, что культура рассматривалась в первую очередь как промежуточная переменная (обычно опосредующего характера). Однако в рамках такого подхода, как предполагает анализ, сделанный Кимблом (Kimble, 1989), нельзя обращаться к культуре как к объясняющему фактору. Напротив, культура находится до уровня дескриптора положения дел. Примером могут служить пространные описания индивидуализма и коллективизма в аспекте паттернов атрибуции, Я-конструирования, эмоций, и т. п., которые появились в литературе по кросс-культуре в течение последних десяти лет (например Triandis, 1993,1995). Тем не менее многие исследователи пользовались такими описаниями, подразумевая, что индивидуализм и коллективизм являются причинами данных паттернов. Безотносительно к цели, которую стремятся достичь исследователи, в целом практика такого рода заслуживает осуждения: индивидуализм и коллективизм являются моделями, а не факторами, при помощи которых можно объяснить данные модели. Это налагает серьезные ограничения на тот род теоретической деятельности, которой могут заниматься кросс-культурные психологи, и па возможности использования конструкта культуры. ^ Методологическая самоуверенность. Независимо от того, во что желали бы верить большинство психологов, сравнения на фактическом уровне в кросс-культурной психологии чрезвычайно сложны. Даже беглое рассмотрение тезиса Духема-Куина об уязвимых местах проверки частных гипотез показывает, что, особенно в кросс-культурных исследованиях, переход от теоретических моделей к критериям и затем к эмпирическим наблюдениям чреват проблемами. Эти проблемы, обычно связанные с не равноценностью концепций и критериев в различных культурах, позволяют ученым сохранять верность своим излюбленным теориям, невзирая па противоречащие им данные. Адамопулос (Adamopoulos, 1988) комментировал эту проблему более 10 лет назад, хотя с тех пор мало что изменилось в практике кросс-культурных исследований. Даже самые излюбленные в данной отрасли знаний методики, такие как emic - и etic -подходы4, сформулированные Сегаллом с соавторами (Segall et al., 1999) и многими другими исследователями, достаточно концептуально неоднозначны, чтобы допускать значительное количество недоразумений и разночтений. Например, различие между «imposed etic» и «emic» — импортирование внешнего инструмента для оценки (хотя и с некоторыми модификациями) конструкта в различных культурных контекстах— вовсе не очевидно и часто ведет к изрядной путанице. Заключение Сближение между культурной и кросс-культурной психологией скорее приведет к успеху в той степени, в которой данные дисциплины дополняют друг друга и компенсируют слабые места друг друга, нежели попытки взаимного вытеснения. В частности, культурная психология может возместить ограниченность культурного описания, которая, судя по всему, является проблемой, присущей кросс-культурной психологии, в то время как кросс-культурная психология может предложить более последовательный и надежный методологический подход к изучению культуры и поведения человека. Таким образом, данное сближение предполагает в качестве своей цели не усилия, прилагаемые к тому, чтобы внести изменения в один подход, принимая во внимание уязвимые места другого, а скорее расцвет сильных сторон каждого из подходов в контексте его онтологических предпосылок и связанных с ним методологических установок (см. также Triandis, 1997). Аналогичную точку зрения высказал Бош (Boesch, 1996), отметив, что взаимоотношения между культурной и кросс-культурной психологией не носят характера «или-или», поскольку каждая из них должна занять подобающее место. Таким образом, основательное кросс-культурное исследование должно располагать сведениями, полученными в рамках культурной психологии, или дополняться соответствующими изысканиями в данной области. Теперь мы сосредоточимся на вопросе о характере роли, которую культура может играть и играет в психологической теории, обращая особое внимание на будущее развитие данной отрасли знаний. ^ Как мы предполагали, наше время является непростым для психологов, которые интересуются концепцией культуры. На деле же, по мере того как психология медленно и, пожалуй, даже мучительно вновь открывает концепцию культуры и включает ее в свой теоретический репертуар, можно было бы доказать, что паше время является одновременно лучшим и худшим для изучения психологии и культуры. Обострившийся интерес психологов традиционного направления к данной сфере может соперничать с неистовыми спорами универсалистов и релятивистов, приверженцев кросс-культурной и культурной психологии, нативистами и эмпириками и т.д. Самый беглый обзор развития данной области за последние десять лет позволяет обнаружить значительное развитие и появление различных направлений. Например, в дополнение к основным подходам, подобным экокультурной схеме (Berry et ai., 1992), индивидуализму—коллективизму (Triandis, 1995), появились как новые модели, так и дополнения к более ранним, которые применяют функционалистский подход к культуре (Adamopoulos, 1991, 1999; Malpass, 1990), новые интерпретации эволюционного подхода (Buss, 1989) и множество подходов, которые можно было бы определить как «контекстуалистские», которые рассматривают культуру как богатую совокупность внешний условий, в рамках которых существует переплетение многообразных психологических процессов и структур (например Miller, 1994). Как было описано выше, в большинстве этих подходов культура, как бы ее не интерпретировали, осмысляется прежде всего как предпосылка поведения индивида. В рамках кросс-культурной психологии это наиболее очевидно, однако и в культурной психологии такой подход встречается достаточно часто. Лоннер и Ада-мопулос (Lonner & Adamopoulos, 1997) проанализировали многие психологические подходы к культуре, проверяя главным образом две характеристики этих подходов: уровень значимости (первичность или вторичность) конструкта культуры в рамках каждого из подходов и предполагаемый вид воздействия (прямое или косвенное), которое культура оказывает на функционирование личности. Этот анализ позволил выделить четыре отдельных подхода; а) культура интерпретируется как независимая переменная (или комплекс переменных), которая оказывает непосредственное влияние на поведение; б) культура интерпретируется как общин контекст, в рамках которого осуществляется поведение личности; в) культура понимается как опосредующая переменная, определяющие явные взаимосвязи между другими переменными (например, чертами характера) с поведением; г) культура понимается как опосредующая переменная, которая вносит значительные изменения во взаимосвязь двух других переменных, представляющих интерес (например, конкретной деятельностью и переменной действий индивида). Оказывается, большинство, если не все, кросс-культурные подходы укладываются в данную схему. Такая классификация не всегда проста, поскольку очень многие теории и модели в данной области не содержат ясно выраженных положений, связанных с пониманием культуры. Однако часто они вынуждены выражать такое понимание косвенным образом. Например, позволяя культуре воздействовать на теоретические взаимосвязи между психологическими переменными и поведением, теория определенно рассматривает культуру как опосредующую переменную. Такие допущения делают возможной классификацию моделей в пределах данной схемы (см. пример Я-конструирования, упомянутый выше в разделе о двух ликах культуры и психологии). Важным моментом анализа, проведенного Лоннером и Адамопулосом (Lonner & Adamopoulos, 1997), становится вывод о том, что в большинстве кросс-культурных теорий рассматривают культуру как фактор, предшествующий поведению, часто даже как с непосредственной причиной поведения. Культура как следствие поведения человека (в простейшем случае как зависимая переменная) в кросс-культурной литературе появляется крайне редко. Тем не менее, как и в случае с любым другим феноменом, если мы намерены понять, что такое культура, мы должны выйти за пределы простого описания: мы должны быть способны истолковать этот феномен и даже в некотором роде предсказать его. Например, вместо того чтобы обсуждать одни лишь исторические сведения об индивидуализме и коллективизме, что столь блестяще сделал Триандис (Triandis, 1995), специалистам по кросс-культуре следовало бы попытаться прогнозировать возникновение этих феноменов и их проявления в будущем, может быть, в форме культурных институтов, межличностных отношений и систем понятий. К сожалению, до сих пор в данной области сделано очень мало (см. попытку такого рода в книге Adamopoulos, 1999). Основной причиной этого, которая названа здесь, является то, что недостаток работ и знаний в этой области вызван не только сложностью вопроса, но также почти исключительной установкой исследовательских работ па то, что культура предшествует поведению индивида. Однако культура может и должна рассматриваться как результат деятельности человека, а не только как его детерминанта или фактор, предшествующий этой деятельности (см. также Berry, 1999). Культура как конструкция Любая созданная человеком конструкция, включая культуру, может выполнять, по крайней мере, одну из двух основных функций: способствовать или обеспечивать возможность дальнейшей деятельности или препятствовать деятельности, ограничивая ее. Б своем философском анализе поведения, базирующемся на нормах, Швейдер (Shwayder, 1965) подчеркивает различие между нормами разрешающего характера и ограничительными нормами. Разрешающие нормы позволяют человеку изобретать новые способы выполнения задачи (например языковые нормы), в то время как ограничительные нормы более определенно регламентируют направление деятельности (например правила игры). Адамопулос (Adamopoulos, 1994) использовал это разграничение в работе по структуре ситуаций и концепции социального окружения. Между общественными науками существуют значительные различия в подходах к культуре. Например, антропология и социология делают акцепт на разрешающих моментах культуры, подчеркивая важность адаптации. С другой стороны, психология, с ее интересом к свободе личности, предполагает подчеркивание ограничительных сторон культуры. Возможно, обобщение покажется чрезмерным, но оно отражает не только западные предубеждения, касающиеся важности свободы личности. Иначе почему Конфуций (551-479 до н. э.) открыто осуждает «анархию» своего времени и выступает за то, чтобы люди вернулись к «старым добрым временам», если вопрос свободы личности не был проблемой того времени в Китае. Несмотря на такой интерес психологии к свободе личности, на первый взгляд может показаться удивительным то, что основные теории кросс-культурной психологии приняли в большей степени антропологический подход, относясь к культуре в первую очередь как к образованию разрешающего характера. Как показано на рис. 2,1, и экокультурная схема, и теории, касающиеся индивидуализма—коллективизма, относятся к культуре как к фактору, предшествующему поведению, — иногда даже как к независимой переменной, как происходит это в экокультурной схеме, — и как к изобретению. Например, Сегал и соавторы (Segalletal., 1999) определенно высказываются о различных видах культурной адаптации к экологии как об «изобретениях» и интерпретирует их как детерминанты поведения индивида. С другой стороны, возможно, такой подход не столь уж удивителен. Он может быть отражением сознательной попытки специалистов по кросс-культурной психологии привнести в традиционную психологию альтернативный взгляд, не разрушая традиционного интереса социальной психологии к ситуативным детерминантам поведения. Адамопулос и Кашима (Adamopoulos & Kashima, 1999) указывали на подобную практику в период становления кросс-культурной психологии как на путь получения признания теорий, связанных с культурой, подобных схеме субъективной культуры Триандиса (Triandis, 1972) со стороны традиционной психологии. Как показано на рис. 2.1, в кросс-культурной психологии существуют также точки зрения, с которых культура рассматривается прежде всего как ограничительный фактор. Определение культуры, которое дает Пуртинга (Poortinga, 1990), для которого она является совокупностью ограничений, устанавливающих пределы возможностей поведения личности, является хорошим примером. Адамопулос (Adamopoulos, 1991) разработал модель возникновения межличностной структуры, которая предполагает, что дифференциация ограничений на взаимодействия между людьми (например, проистекающих из источника символического, а не материального характера) со временем ведет к формированию специфической системы понятий. В общем, социально-конструктивистские подходы включают обширный круг характеристик культуры, намеченный в общих чертах на рис. 2.1. Культурная психология, по крайней мере, в том виде, в котором ее отстаивает Шведер (Shweder, 1990), интерпретирует культуру одновременно как предпосылку и как следствие поведения индивида. Например, Шведер говорит нам, что «целью культурной психологии является поиск разума там, где это разумно и неразрывно связано с понятиями и источниками, которые являются его продуктом или его составляющими» (р. 13). Таким образом, хотя он и не говорит о культуре как о зависимых или независимых переменных, он все же признает взаимопроникновение личностных и культурных процессов, при котором одни влияют на структуру других. ![]() Рис. 2.1. Предположения относительно роли культуры в психологической теории Мисра и Джерден (Misra & Gerden, 1993) в русле подхода социального конструктивизма сосредоточиваются на иных характеристиках культуры. Они обращают внимание на ее проявления как предпосылки поведения (понимаемой в широком смысле), но подчеркивают как разрешающие, так и ограничивающие аспекты в функционировании культуры. Правая нижняя графа на рис. 2.1, которая населена в настоящий момент не слишком плотно, может стать средоточием расширяющейся деятельности специалистов по кросс-культурной психологии. Подходы, которые совместимы с данной классификацией, делают акцент на структуре культуры и рассматривают ее как разновидность человеческой деятельности, подлежащей истолкованию. Б то же время такие подходы могут совмещаться с традиционным сосредоточением психологии на свободе личности и выборе и могут интерпретировать поведение как попытку разрушить ограничения, налагаемые культурой. Эти идеи не являются несовместимыми с современной практикой кросс-культурной и культурной психологии. Возьмем, к примеру работу Триандиса (Triandis, 1995), касающуюся ограничений, которые обусловлены ориентацией (синдромом) на индивидуализм или коллективизм. Адамопулос (Adamopoulos, 1999) расширил свою раннюю работу над межличностными ресурсами до более современной модели, которая прослеживает дифференциацию социальных ограничений как исток формирования индивидуализма и коллективизма как культурных моделей. Подобным образом, работа Миллера (Miller, 1994) о построении нравственных норм в различных культурах указывает на ограничительную роль моральных норм, касающихся социальной ответственности за поведение индивида в Индии. Наконец, существует интересное переосмысление Яходы работы Вассмана и Дейзена с юпно1, предполагающее существенную роль культуры в ограничивающем коллективном представлении мира, из которого пытаются вырваться отдельные личности. В том же ключе сделано и сообщение Берри и соавторов (Berry et al., 1992), касающееся индивидуальных различий при использовании системы счисления юпно, которое также указывает на способность индивида избежать ограничений, налагаемых коллективными представлениями. Есть множество примеров ограничивающей или разрешающей роли культуры. Чего недостает в большей части современных работ, так это исследований причин деятельности индивидов, которые приводят к ограничивающим или разрешающим с точки зрения культуры формам общественной жизни. Одна из первых работ по субъективной культуре (Triandis, 1972) содержала перспективы и потенциал для такого исследования. Субъективная культура, определенная как «свойственный культурной группе способ восприятия своего социального окружения* (р. 3), обращается к взаимосвязи между культурными переменными и когнитивными структурами и таким образом легко согласуется с конструктивистским видением культуры. Фактически значительная часть исследования, описанного Триандисом (Triandis, 1972), может рассматриваться как разносторонний анализ коннотатив-ного значения коллективного формирования общественных групп (например норм, ролей, социальных связей и ценностей). Как упоминалось выше, эта работа использовалась позднее как основа для исследовательских программ более тра- Юпно — народность в Папуа-Новой Гвинее. — ^ диционалистского толка, для которых такие структуры, присущие культуре, как ценности или нормы, рассматривались как детерминанты (предпосылки) для принятия индивидом решений и социального поведения (например см. Davidson, Jaccard, Triandis, Morales & Diaz-Guerrero, 1976; Triandis, 1980). Такая смена ориентации, должно быть, была необходима для данной работы, чтобы влиться в традиционную психологию (Adamopoulos & Kashima, 1999), хотя это явно увело исследование в сторону от исследования культуры как результата деятельности человека. Были и другие исследовательские программы, которые подходили к культуре как к построению разрешающих или ограничивающих норм. Одна из самых примечательных — ранняя работа о референтных группах (Sherif & Sherif, 1964), в которой нормы, социальное поведение (например конформизм) и социокультурные переменные часто представлялись как компоненты сложных психологических систем (групп). Однако, как и в большинстве случаев, акцент делался главным образом на поведение индивида как на зависимую переменную. К тому же эта традиция широкого исследования не стала примером подражания для последующих работ в данной области. Подход к культуре, как к следствию деятельности индивида, как показывает рис. 2.1, предполагает исследование процессов, в ходе которых группы индивидов структурируют свои представления и ожидания в отношении социального окружения. Ориентирами для этого альтернативного подхода должны служить следующие вопросы. • Какого рода индивидуальная и межличностная деятельность ведет к формированию культурных норм, ценностей и социальных связей? • Что стимулирует формирование этих конструктов? • Какие цели преследуют индивиды, представляющие культуру, создавая эти нормы? • Какие средства используются для построения культурных норм? • Какие конкретно особенности социального взаимодействия ведут к формированию различных культурных моделей? • Выполнение каких задач общества завершается созданием ограничительных норм? • Какую пользу извлекает общество из создания норм (стандарты, роли, ценности), которые носят скорее разрешающий, чем ограничительный характер по отношению к деятельности человека? • Какова роль времени в процессе формирования культуры? Изучение таких вопросов сулит развитие теорий, касающихся культуры, которые более прочно связаны с контекстом (экология, ресурсы). К тому же такие теории, скорее всего, будут принимать во внимание составляющие явно временного характера при описании длительных и исторических процессов (например, формирования норм), а данное качество отсутствует у большинства современных теорий традиционной и кросс-культурной психологии (Adamopoulos & Kashima, 1999). И, наконец, подходы «культура как построение» дополняют более распространенные взгляды «культура как предпосылка» в кросс-культурной психологии, что будет способствовать более глубокому рассмотрению фундаментального представления о том, что культура и психология взаимно составляют друг друга. Примечания Мы благодарны Кристине О'Коннор и Дэвиду Бернстайну за полезные комментарии, касающиеся части данной рукописи. |
![]() | Глава 9 / Глава 10 / Глава 11 / Глава 12 / Глава 13 / Глава 14 / Глава 15 / Глава 16 / Глава 17 / Глава 18 / Глава 19 / Глава 20... | ![]() | Сфокусированность на удовлетворении потребителей и новые подходы к менеджменту 33 |
![]() | Любимые гностические братья и сестры, сегодня вечером мы празднуем с огромной радостью Рождество 1966 года и очень важно предпринять... | ![]() | Возлюбленный! Молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает душа твоя (3 Ин. 2) |
![]() | Обращения граждан, поступившие в Региональное управление №71 фмба россии в 2011 году | ![]() | |
![]() | Полное фирменное официальное наименование предприятия: Муниципальное унитарное предприятие «Сыктывкарский Водоканал» муниципального... | ![]() | Полное фирменное официальное наименование предприятия: Муниципальное унитарное предприятие «Сыктывкарский Водоканал» муниципального... |
![]() | Дополнительный материал 39 глава макроэкономические показатели в системе национальных счетов | ![]() | ... |